Отель «Акаригуа», построенный восемь лет назад, медленно, но верно приходил в запустение. Трещины, оставшиеся после землетрясения шестьдесят седьмого года, кое-как заделали, зато крыс здесь было больше, чем в метро. Малко с грустью осмотрел свою комнату с отклеившимися во многих местах обоями...
В дверь негромко постучали. На пороге, засунув руки в карманы джинсов, стоял тщедушный коротышка в квадратных темных очках.
– Сеньор Плана? – спросил он бесцветным, почти бесполым голосом.
– Да, – ответил Малко.
– Я знакомый Эсперенцы.
По спине у Малко пробежал знакомый холодок: вот и началось... Он заставил себя улыбнуться.
– Рад вас видеть, – сказал австриец. – Как вас зовут?
– Мендоза, – проронил гость, почти не шевеля губами. – Вы один?
– Да, но...
– Эсперенца ждет вас, – не дал ему договорить Мендоза. – У вас для нее что-нибудь есть?
– Было. Но я все потерял.
Мендоза никак не отреагировал на эти слова. Он в ожидании стоял в коридоре, разглядывая острые носки своих ботинок. Малко надел пиджак. Его пистолет все еще лежал в чемодане: он не решился брать оружие с собой – Мендоза вполне мог оказаться агентом-провокатором.
Они молча спустились по лестнице в холл. Со спины Мендоза напоминал хрупкую девушку: узкие плечи, тонкая талия, чуть покачивающаяся походка.
С проспекта Урбанета они свернули на узкую шумную улочку, ведущую к северной части города, и прошли по ней еще с полкилометра. Малко начал подозревать, что Мендоза вообще не знает, что такое такси... Внезапно тот толкнул двустворчатые ворота и вошел во двор, окруженный с трех сторон закрытыми мастерскими. В углу двора стоял большой бежевый автомобиль. Малко узнал модель: дорогой американский «бентли-континенталь».
Мендоза открыл заднюю дверцу:
– Садитесь.
В его голосе появились новые, властные нотки.
Малко повиновался.
Пол машины был завален рождественскими подарками, завернутыми в разноцветную бумагу. В салоне пахло кожей и дорогими духами. Заднее сиденье было отделено от переднего толстым стеклом. Едва Малко сел, как за руль скользнула женщина в темных очках и со спрятанными под платок волосами. Мендоза сел рядом с Малко, бесцеремонно отодвинув его.
«Бентли» плавно тронулся с места и повернул направо. Мендоза молчал и старательно грыз ногти. Они ехали по густонаселенному городскому кварталу, и женщина, сидевшая за рулем, то и дело нажимала на клаксон.
– Куда мы едем? – спросил Малко, решив, что молчание слишком уж затянулось.
Квадратные очки повернулись к нему.
– Вы ведь искали встречи с Эсперенцей?
– Да...
– Вот туда и едем.
В машине снова воцарилось молчание. Управившись с последним ногтем на правой руке, Мендоза спросил:
– Вы откуда?
Вопрос был двусмысленным, и Малко решил не рисковать.
– Из Чехословакии.
– Хорошо говорите по-испански.
Этот комплимент уже успел Малко порядком надоесть.
– Спасибо...
Они добрались до поворота на шоссе Ла Гиара-Каракас. «Бентли» выехал на него, но уже через сотню метров свернул на узкую извилистую дорогу, поднимающуюся в гору. Это была та самая дорога, на которой в свое время погибло немало водителей грузовиков, получавших так называемую «плату за страх». Теперь по ней ездили лишь те, кому была не по карману платная четырехрядная автострада Ла Гиара-Каракас.
Малко чувствовал нарастающее беспокойство. Его провожатый до сих пор не задал ему ни одного вопроса по поводу предстоящей встречи. Это было дурным предзнаменованием.
– Далеко еще? – спросил он.
Мендоза улыбнулся, обнажив зубы, от которых упал бы в обморок самый закаленный дантист. Его дыхание могло бы запросто убить навозную муху на расстоянии десяти метров.
– Ты куда-то спешишь, гринго?
Вот это уже звучало невежливо: «гринго» было презрительным словом, которым в Южной Америке называли белых.
– Нет, но от вас воняет, – спокойно ответил Малко. – Мне уже не терпится выйти на свежий воздух.
Мендоза побледнел от злости, сунул руку под сиденье и вытащил длинноствольный «люгер».
– Ты бы лучше помолчал, гринго. Не то подохнешь раньше времени.
«Бентли» резко свернул влево и запрыгал на ухабах: они свернули на грунтовую дорогу. Вскоре женщина остановила машину, обошла ее и открыла дверцу со стороны Мендозы, стараясь держаться в стороне.
– Опусти свое стекло, гринго, и посмотри, что за ним.
Малко подчинился и увидел, что машина стоит у крутого обрыва, усыпанного мусором и гнильем. В нескольких сотнях метров внизу виднелись яркие полосы фар автомобилей, ехавших по шоссе Ла Гиара-Каракас. Небо было светлым от городских огней, и австриец увидел в нем множество больших птиц.
«Грифы», – подумал Малко.
Несколько стервятников сидели на краю обрыва и рылись в отвратительных отбросах.
Малко невольно поежился.
– Видел? – спросила незнакомка. – Мы на городской свалке. Здесь живут сотни оборванцев, и ни один из них не любит полицию. Стоит мне пообещать им десять реалов, и они разрежут тебя на куски да еще спасибо скажут. Так что на помощь не надейся. Я задам тебе несколько вопросов. Если откажешься отвечать, пеняй на себя.
Малко отчаянно пытался сообразить, где он допустил ошибку, и теперь проклинал себя за свою беспечность: в Латинской Америке трудно что-либо долго скрывать...
– Кто вы? – спросил он.
– Я Эсперенца.
Она сняла темные очки и платок, а затем наклонилась к машине. Малко сразу узнал девушку, открывшую ему дверь в доме номер 318 по проспекту Франциско Миранды. Сейчас ее карие глаза смотрели на австрийца без тени прежней доброжелательности.